блог Bob'n'bee, 23 сентября 2010

Расскажите вкратце о себе (своими словами, каким Вы видите себя, можно оригинально или иносказательно)?

Я – белорусский русскоязычный писатель. Белорусский – потому что родился и прожил много лет в Белоруссии и потому что в большей части моих книг действие происходит там. Еще потому что не люблю ярлык «русский писатель» - из-за замшелых стереотипов, корнями уходящих в девятнадцатый век, а то и раньше. И еще потому, что в современной русской литературе я «аутсайдер» - не в значении «проигравший», а в смысле «человек со стороны, вне системы». Мог бы еще сказать, что я «андеграундный» автор, но границы между андеграундом и мейнстримом настолько размылись, что эта терминология уже не совсем адекватна.

Как можно описать тематику и стиль книг, которые Вы пишите (перечислите основные из них)?

Мне нравится определение «трансгрессивная минималистская проза». Трансгрессивная – это то, что у нас пренебрежительно называют «чернухой» или «маргинальной» литературой. Более общее определение – реализм. Основная тема – жизнь обычного, простого человека в сложных, часто очень жестких обстоятельствах. Эти обстоятельства могут быть любыми – от криминальной окраины Могилева в конце 80-х до современной Москвы. Самые известные книги – «Гопники» и «Школа», последние – «СССР. Дневник пацана с окраины» и «Домой».

Насколько Ваши книги автобиографичны?

Этот вопрос задают очень часто, потому что большинство моих текстов написаны от первого лица. В них автобиографична реальность, которую я описываю. Мой герой-рассказчик – не я. Далеко не все, что происходит с ним, происходило со мной (хотя есть и абсолютно реальные ситуации из моей жизни). Мне интересно придумывать героев и их жизнь, отталкиваясь от конкретной реальности, хорошо мне знакомой и понятной.

Можно ли обнаружить противоречия между Вашими художественными и документальными книгами, например между Вашим мнением как социолога ( “врача”) и мнением Ваших героев (“пациентов”)?

Никогда об этом не задумывался… Пожалуй нет. В документальных книгах я старался адекватно описывать явления – молодежные субкультуры. Да, там есть своя авторская позиция, но она все равно привязана к фактам. Роман о субкультурах у меня один – «Попс». Он написан за пару лет до работы над первой документальной книгой, и мое «углубленное погружение» в субкультуры показало, что я, в общем, ничего не исказил, показал адекватно.

Зачем Вы используете ненормативную лексику (инструмент, привычка, неотделимая часть культуры)?

Это – неотделимая часть той реальности, о которой я пишу. Моя задача – максимально точно показать реальность и людей, чтобы не было ощущения «фальшака». Убери маты – и будет «фальшак». Или можно писать о той реальности, используя совсем другие инструменты – например, сделать так, чтобы гопники разговаривали языком интеллектуалов. Но мне это совершенно не близко и неинтересно.

Вы читаете свои произведения со сцены. Планируете ли Вы работать в театральной сфере?

Мне интересно читать свою прозу со сцены, под музыкальный аккомпанемент. Но я понимаю, что это зрелище достаточно специфическое, «на любителя». Тем, кому интересны мои тексты, интересно и послушать их в таком «формате». Но, опять же, не любой текст подходит для такого чтения – по эмоциям, по энергетике… И таких текстов у меня немного. Будут еще возможности – конечно, буду продолжать. Но это не совсем театр, а с театром я ни разу не соприкасался. Хотя мне было бы, например, интересно сделать моноспектакль по повести «Наши». По моему, она для этого вполне подходит.

Существуют ли в постсоветском обществе молодежные течения и субкультуры, которые не имеют аналогов в мире (обычно в России заимствуют зарубежные течения, есть ли обратные примеры, когда что-то зародилось здесь и шагнуло в мир)?

Такого, чтобы что-то зародилось в России (или еще раньше, в СССР), а потом шагнуло в мир, я не знаю. Процентов, наверно, восемьдесят всех субкультур – глобальные: они появляются в одной стране, а потом с разной скоростью доходят и до других. Так было с хиппи, панками и т д. Правда, еще в советские времена были уникальные субкультуры, которых не было нигде больше. Например, стиляги (или «штатники») конца сороковых – пятидесятых годов – молодежь, «поклонявшаяся Западу». Или люберы конца восьмидесятых – качки, идеологией которых была ненависть ко всем неформалам.

Можно ли назвать какие-либо из субкультур коммерчески ангажированными (кто-то строит бизнес например на продаже одежды, атрибутики, музыки и т.п. и стимулирует интерес к стилю жизни)?

Сейчас они все в той или иной степени коммерчески ангажированы. Идеологии в них практически нет, есть только мода, стиль. И, естественно, те, кто зарабатывает на продаже молодежи всякого «субкультурного» продукта. Яркий пример – самая «свежая» из массовых субкультур, эмо. Никакой идеологии, только стиль одежды и музыка, которую они слушают.

Не могли бы Вы рассказать о советской уличной моде (сейчас модно говорить “винтаж”, что такое “советский винтаж стрит стайл”)?

Ну, мне знакома скорей уличная мода окраины большого индустриального города. В других местах СССР, как я узнал позже, было по-другому. А стиль Рабочего поселка в городе Могилеве сегодня многим показался бы абсурдным, даже иррациональным. Телогрейки с набитыми на спинах белой краской через трафарет надписями вроде “AC/DC” или “ACCEPT”. Расклешенные брюки – обязательно брюки, сшитые в ателье или частным портным, не джинсы. И шерстяные вязаные шапки – но обязательно с оторванными помпончиками, «по Рабочему с помпончиком не ходят». Это примерно 1987-й год. Тогда же, помню, появились спортивные штаны с полосками, причем тоже сшитые в ателье. По количеству и цвету полосок определяли принадлежность к одному из враждовавших между собой районов города.

Одежда - самое явное выражение сообщества или группы. Какие информационные функции она имеет и что может рассказать?

Вот только что об этом говорил: принадлежность к «враждебному» или «своему» лагерю. То же самое в субкультурах: если ты одет так, как мы, ты свой. Если по-другому, ты чужой. Плюс какие-то элементы идеологии – когда она была. Например, рваные джинсы и майки панков показывали их презрение к буржуазной, благополучной моде.

Появление каких сообществ и субкультур в будущем Вы могли бы предсказать?

Мне этот вопрос задают уже три года – с момента выхода моей первой книги про субкультуры. И я всегда отвечаю, что действительно масштабные, массовые субкультуры появляются нечасто, и предсказать что-либо невозможно. Иногда мне возражали, предлагая какие-то свои прогнозы, но ни один из них не оправдался: новой массовой субкультуры после эмо пока не появилось.

Ваши книги издавались на разных языках? Вам нравятся интернациональные проекты? Есть ли у Вас за границей коллеги (сообщество), работающие в подобной сфере (подробнее об интернациональном сотрудничестве)?

У меня вышла книга во Франции, планируется еще одна. В США были публикации в журнале и в антологии современной русской прозы, сейчас переводчица работает над сборником рассказов. Вообще, я никогда не ориентировался на «международный рынок», на иностранного читателя. Все-таки реальность, о которой я пишу, достаточно специфическая и не всегда понятная человеку, совершенно с ней не знакомому. И то, что мои тексты оказались там кому-то интересны, отчасти сюрприз. Хотя, конечно, приятный. Какого-то интернационального комьюнити, в которое я мог бы входить, не существует. То есть, есть авторы, работающие в похожей манере, но мы не пересекаемся.

Что нам скоро ждать от Вас (анонс событий, изданий, планы)?

Написан новый роман под названием «Разрыв». Это для меня что-то новое, опыт жанровой литературы: нуар-детектив. Даты выхода пока нет – надеюсь, в ближайшее время что-то прояснится.